Большая операция - Страница 34

Камсаюг постепенно сворачивал к берегу, огибая заросли морских водорослей и колючие коврики, которые становились все гуще по мере того, как поднималось дно. Иногда он по несколько минут кружил на месте, ожидая, пока какой-нибудь большой хищник проплывет мимо. Водоросли и колючие ковры имели ядовитые шипы и иглы, которые выдвигались или выбрасывались, если кто-то приближался слишком близко. Задачей Конвея теперь было как проплыть над ними на достаточно безопасной высоте, но в то же время не очень близко к поверхности, чтобы его не подцепила гигантская камбала.

Вода прямо-таки кишела живой и растительной жизнью, так что Конвей уже не видел ряби на ее поверхности, вызываемой винтом вертолета. Край огромного наземного ковра словно темно-красная стена пропасти неясно маячил впереди. Он был почти не виден из-за массы подводных нападающих паразитов, а возможно, и защитников, – картина была слишком сумбурной, и Конвею трудно было отличить одних от других. Он стал натыкаться на новые, пока незнакомые формы жизни – черная блестящая, казалось, бесконечная лента пересекла ему путь, а потом свернулась, пытаясь ухватить его за ноги; рядом проплыла огромная радужная медуза, настолько прозрачная, что были видны только ее внутренние органы.

Одно из созданий распласталось на добрых двадцати квадратных ярдах морского дна, а второе, таких же размеров, зависло над ним. Насколько он мог видеть, у них не было ни шипов, ни жала, но все старались их обогнуть, и Конвей последовал общему примеру.

Неожиданно в беду попал Камсаюг.

Конвей не заметил, как это случилось, но увидел, что колесник раскачивался больше обычного, подплыв к нему ближе, он обнаружил, что у того в боку торчат несколько отравленных игл. К тому времени, когда Конвей достиг Камсаюга, тот описывал круги, почти падая на дно, словно монетка, почти переставшая вращаться. Конвей знал, что делать – подобное уже происходило с Саррешаном, когда его доставили в Госпиталь. Он быстро приподнял колесника вверх и стал толкать его вперед вдоль дна, словно большой дряблый обруч.

Камсаюг издавал непереводимые звуки, но врач чувствовал, что, по мере того как его катит, тело колесника становится все менее дряблым, а через некоторое время он уже начал вращаться самостоятельно. Неожиданно колесник качнулся и прокатился между двумя кустами водорослей. Конвей поднялся, казалось, на безопасную высоту, чтобы тоже миновать кусты, но тут, разинув пасть, на него бросилась камбала, и он инстинктивно нырнул.

Позади мелькнул гигантский хвост и сорвал с него двигатель. И тут же его ноги обвили водоросли, в десятке мест разорвав ткань скафандра. Конвей почувствовал, как в скафандр хлынула холодная вода, а под кожей по сосудам разливается жидкое пламя. Краем глаза он успел заметить, что Камсаюг как последний тупица катится прямо к медузе, в то время как другая медуза словно мерцающее облако опускается на него.

– Доктор! – Голос был настолько резок от нетерпения, что Конвей не разобрал, кому он принадлежит. – Что происходит?

Конвей этого не знал, а если бы и знал, то все равно ответить бы не смог. Из предосторожности, для защиты от повреждений в космосе или ядовитой атмосфере его скафандр состоял из кольцеобразных секций, которые отсекали поврежденные участки, раздуваясь и плотно обхватывая части тела.

Идея состояла в том, чтобы локализовать падение давления или отравление атмосферы в месте повреждения, и в данном случае кольца сыграли роль жгутов, которые замедлили распространение яда по организму. Несмотря на это, Конвей не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, ни даже челюстью. Его рот застыл в полуоткрытом состоянии, и он только мог – едва-едва – дышать.

Прямо над ним находилась медуза. Ее края свернулись вокруг его тела и плотно сжались, завернув его в почти невидимый кокон.

– Доктор! Я спускаюсь вниз! – прозвучал голос, похоже принадлежащий Эдвардсу.

Он почувствовал, как что-то кольнуло его несколько раз в ноги, и обнаружил, что у медузы имеются шипы или по крайней мере жала, которыми та что-то делала в местах, где был разорван скафандр. По сравнению с нестерпимым жжением в ногах, боль от уколов была слабой, но его беспокоило, что они делаются слишком близко к подколенным артериям и венам. С огромным усилием он повернул голову, чтобы посмотреть, что происходит, но к тому времени он уже знал. Прозрачный кокон становился ярко-красным.

– Доктор! Где вы? Я вижу, как катится Камсаюг. Похоже, его упаковали в розовый пластик. А прямо над ним какой-то большой красный шар...

– Это я... – едва выдавил Конвей.

Багровый занавес вокруг него моментально стал ярче. Мимо мелькнуло что-то большое и темное, и он почувствовал, что его повернуло, как в колесе. Краснота вокруг него становилась прозрачнее.

– Камбала, – произнес Эдвардс. – Я достал ее своим лазером. Доктор?

Теперь Конвей мог видеть майора. Эдвардс был одет в тяжелый скафандр, который защищал его от водорослей и шипов, но затруднял прицельную стрельбу – казалось, его оружие направлено прямо в Конвея. Инстинктивно он поднял руки и обнаружил, что может ими свободно двигать. Он мог вертеть головой, наклоняться, и боль в ногах утихла. Посмотрев вниз, он увидел, что его колени ярко-красного цвета, в то время как вокруг них все было более чем прозрачным.

Выглядело это нелепейше.

Он взглянул на Эдвардса, а потом на опасно медлительное и неуклюжее вращение завернутого Камсаюга. Конвея осветил мощный луч света.

– Не стреляйте, майор, – сказал Конвей слабым, но отчетливым голосом.

– Попросите лейтенанта сбросить спасательную сеть. Втащите нас обоих на вертолет, а потом – быстрее на «Декарт». Если наш друг не сможет находиться на воздухе, доставьте нас на «Декарт» в погруженном состоянии у меня воздуха хватит. Но будьте очень осторожны, чтобы не нанести повреждений существу.